И в шутку, и всерьез, или воспитаем своих родителей

Никакого парадокса в том, что дети воспитывают родителей, нет. Тесная связь поколений дает для этого возможности. Ведь каждое новое время несет новый уровень знаний. В общении «отцов» и «детей» неизменны две стороны. Первая сторона. От детей, если есть сердечный контакт, дружба,— родители получают информацию о новом времени так, как его представляет себе молодежь. Умудренные жизненным опытом, знающие подлинную цену вещей, они могут помочь, подсказать, посоветовать... А это очень важная позиция.

Вторая сторона. Родители, стараясь сделать детей лучше, стремятся честно отвечать на многие непростые их вопросы, демонстрировать пример, «подтягиваться до идеала». Понятно, что я говорю о разумных родителях. Именно в этом и заключается мощное воспитательное воздействие детей на своих родителей. Об этом три небольшие истории.

ЗАПИСКИ АКСЕЛЕРАТА

Раскройте любой журнал, газету, включите радио или телевизор, и вы обязательно встретитесь со знакомой животрепещущей темой — воспитание детей. Бывают варианты: воспитание подростков, взрослым о детях, дошкольное воспитание. И даже малолетние преступники. Но скажите честно: много ли вам приходилось читать о том, каким образом нам, подрастающему поколению, которое должно быть, по общему мнению, лучше своих родителей, воспитывать их? Всем известно, что наши родители далеко не ангелы и нуждаются в воспитании. Кто этим занимается?! Вы скажете — трудовой коллектив. Об этом даже неудобно говорить. Мы, молодежь, хорошо знаем, в каких редких и печальных случаях наших родителей воспитывают на работе: нарушение трудовой дисциплины, прорехи в идейно-воспитательной работе. Какое это имеет отношение к нам — детям и подросткам?! Пришло время заняться этим делом нам самим. Мой отец любит повторять старую формулу: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих!» Вот именно.

Сейчас каникулы. Позавчера я сломал ногу. Точнее, не ногу, а лодыжку. И не сломал, а подвернул стопу и получилась трещина кости. Поскольку мне делать нечего — наш класс уехал на экскурсию в Ленинград,— то я решил разобраться с воспитательным вопросом.

Наверное, всем известно, что родители очень любят нас воспитывать. Но делают это самым непонятным образом. Дают много ненужных советов. Доставляют нам огорчения. Обижают нас. По пустякам устраивают разнос на всю катушку. Серьезное дело — не обращают внимания. А сами?! Сказать неловко, какие примеры они нам подают. Нам трудно их воспитывать потому, что мы еще никогда не были взрослыми. Они нам непонятны. Но ведь им намного легче: они были детьми. Почему же они так основательно все путают? Наверное, потому, что просто забыли свое детство?

В моем рассказе будут участвовать восемь человек. Больше не нужно. Вам все будет ясно. Мама. Добрая. Тихая. Красивая. Она не работает по болезни. Хозяйничает по дому. Отец. Серьезный. Много работает. И дома тоже. Он руководящий работник, но небольшого значения. У него нет машины. Никакой — ни государственной, ни собственной. Оба они немолодые. Женились после войны. Еще моя сестренка — Ирка. О ней писать нечего. Недавно поступила в школу, а уже перед зеркалом вертится и ябеда. Дядя Вася, старший брат папы, и тетя Маша — физики, ученые. Странное дело, но они оба на вид гораздо моложе наших родителей, худые, веселые, много смеются. Их сын, мой двоюродный брат, Виктор — такой же. У них много лет не было детей. Они долго ждали Виктора. Поэтому он — мой одногодок. И Таня — моя подруга. Вот, кажется, и все. Можно приступать к рассказу.

Начнем по порядку. Больше всего неприятностей у меня бывает из-за точности. Вернее, неточности. «Ты должен держать слово. Обещал прийти домой в девять — приходи минута в минуту. Я нервничаю. Мать волнуется. Свинство это». Почему свинство — непонятно. Разве свиньи могут быть точными или неточными? Зачем я должен быть точным? Мать каждый день говорит отцу: «Папа, ты обещал быть в семь дома. Опоздал. Неужели трудно было позвонить? Поручил бы Зинаиде Петровне (это секретарша отца)». Отец отмалчивается или просто сошлется на сумасшедший дом на работе: кругом все горит, ему не до этого. А может, у меня тоже сумасшедший дом? Мы с ребятами выпускали стенгазету. Все разбежались по домам. А мы ее вдвоем с Таней делали. Про Таню будет отдельный разговор — в разделе о сексе. А теперь пора рассказать про наших родных. У них дело точности поставлено, как на часах театра кукол Образцова — секунда в секунду. В их семье так всегда было заведено. Вот, например, как-то сидели мы у нас. Виктор обсуждал что-то с Иркой. Я крутил диски. Вдруг Виктор посмотрел на часы и, как сумасшедший, кинулся одеваться. «Куда ты?» — спросил я его. А у нас как раз испортился телефон. «Позвонить матери. Я обещал в восемнадцать ноль-ноль!» ...И исчез. Когда он вернулся, я спросил его: «Что за глупости? Бежать, сломя голову. Пятью минутами раньше — пятью позже. Какая разница?» — «В каждом монастыре свои правила,— ответил Виктор.— У нас дома говорят так: «Лучше на пять минут раньше, чем на пять секунд позже».— «Извини меня, но это уже совсем глупость!..» — «Нет, не глупость,— сказал Витя,— когда ждешь — нервничаешь. А когда звонок звонит досрочно — приятная неожиданность».— «Так твой отец говорит?» — «Нет, мать».— «Может, и хорошо, но хлопотно» — «Зато без нервотрепки и нотаций...»

В общем, когда меня с моей неточностью допекли, я придумал первую воспитательную меру. Я написал письмо отцу. Анонимное. Вернее, от имени одного парня из нашего класса, который на самом деле не существует. Написать такое письмо ничего не стоит. В школе у нас занятия по машинописи. Замечательное это занятие. Вы не замечали, когда думаешь о чем-нибудь, то мысль бывает словно с размытыми краями. Когда напишешь на бумаге — становится более четкой. Сразу видны дурацкие «которая», «эта», повторения слов и мыслей. Когда стучишь на пишущей машинке, то будто тебя поставили на рельсы: катишься точно в одном направлении. Никаких зигзагов. А недавно я пережил еще одно удивление. Мою заметку про субботник в школе напечатали в «Московском комсомольце». Оказалось, что текст, набранный типографским способом, будто написан другим человеком. И вылезают на свет те огрехи, которых во время письма на машинке вовсе не было заметно...

Вернусь к своему письму. Я старательно изменил свой стиль. Кратко и толково написал, что нельзя требовать точности, когда жизнь у всех трудная. И право на точность дает одно условие — быть точным самому. Иначе получается игра в одни ворота. Вы думаете, как отреагировал мой отец! Мне он не сказал ни слова! Вот вам пример проблемы отцов и детей. Я бы на его месте сейчас же поговорил со своим замученным сыном. Видно, они говорили на эту тему с матерью. Ровно неделю они играли в игру «маленькие точности», показывая мне, какие они деловые и пунктуальные люди. А потом им это надоело. Отец по-старому опаздывает. Мне по-старому достаются втыки. Как видите, моя первая воспитательная акция успехом не увенчалась.

Вторая беда — с моими плохими привычками. У меня их целая бездна. «Не сутулься!», «Не грызи ногтей!», «Не чавкай!», «Не чешись!», «Помой руки перед обедом!», «Не ешь так быстро!», «Постригись — оброс, как папуас!», «Чего ты уставился в одну точку! К тебе ведь обращаются!», «Опять валяешься на диване!», «Пусти проигрыватель потише — у всех болит голова!» Такое слушаешь каждый день и без конца. Нужно быть справедливым. Вовсе не все мои недостатки я беру у родителей. Они моют руки, не кусают ногтей, не чешутся, не чавкают. Правда, отец как-то мне признался, что мальчишкой и у него были эти привычки. А потом, постепенно, исчезли. Но тогда я не пойму одного: зачем они так волнуются и меня мучают? Наверно, и у меня эти привычки постепенно отомрут. Чего здесь пары пускать?! Сутулюсь и «уставляюсь» в одну точку я точно так же, как отец. Тут спора нет. Мать мне говорила. Значит — наследственное. С этим бороться трудно. У Виктора родители прямые — и он прямой. Нет вопроса! Чего же с меня требовать? Против природы не пойдешь!

Отдельный разговор насчет музыки. У каждого свои вкусы и привязанности. Возьмем мать. Она любит оперу и оперетту. «Евгений Онегин», «Аида», «Сильва» или «Золотая долина» — радйо играет на всю кухню. Вкусы отца более современные. Песни Великой Отечественной войны, Утесов, Шульженко, Камбурова. Но в консерватории их потолок Чайковский и Рахманинов. А где, я вас спрашиваю, современные певцы! Где «Песняры»? Где Чижик, лучший пианист-импровизатор? Не говоря уже о кантри-мюзик, рок-ансамблях.

Они их не знают и не уважают. Кстати, тетя Маша, да и дядя Вася с ней соглашается, считает, что современная музыка прекрасна. Только относительно песен у них другая точка зрения: «Хорошие стихи и серьезная музыка требуют подготовки, усилия, духовной зрелости. К ним нужно хорошее сухое вино»,— добавляет дядя. Вообще-то он мог бы и помолчать, потому что вообще ничего не пьет. Слабые стихи со средней музыкой называют хорошей песней — она пройдет в любые уши, без усилий. Маша объяснила так, что все окружающее нас должно быть в пропорции. Если нас заполнили песни, то на стихи и музыку остается меньше места. А это плохо. Не знаю, кто из них прав. К сожалению, Виктору на ухо слон наступил, и он в таких случаях отмалчивается. Он сам стихи пишет, поэтому его мнение нельзя считать объективным.

Решил я попробовать воспитывать практическим образом вкус своих родителей в области современной музыки. Потребовалось приложить немало усилий. Первое — уговорить. Как ни странно, они сразу поддались на провокацию. Хотя мать потом и призналась: «Твой отец сказал мне: пойдем, мать, посмотрим, не слишком ли мы устарели!» Все-таки стремление к прогрессу у них имеется. Второе — достать билеты. Помог дядя Вася. У них в институте время от времени устраивают концерты современной музыки, выставки авангардистов-художников и скульпторов. Билеты мы имели отменные. Третье — нужно было «пристроить» Ирку. Здесь труда не было. Виктор согласился прийти к нам и провести с ней вечер. Делает он это охотно. Но здесь другая история, довольно сложная, и к ней я вернусь.

Пошли впятером. Концерт был незабываемый. Играли три группы. Все в разном стиле. В заключение выступил один молодой мужчина в бархатном пиджачке, как сказал дядя Вася, из их фирмы, академик, и сказал, что по ряду параметров группы не отстают от известных зарубежных коллективов. Не хватает им профессионального мастерства и оригинальности, в смысле национального колорита. Откуда физики во всем этом разбираются — непонятно. Но — сущая правда.

После концерта мать сказала, что у нее от грохота разболелась голова. Дядя Вася согласился с ней, что децибел было многовато. Еще бы! Шесть динамиков. Отец удивил меня. Он заявил, что некоторые вещи ему определенно понравились. Но для первого раза их было многовато и на самом деле громко. «Вы знаете, друзья,— обратился он к нам,— в последнее время, когда мы с матерью бываем в консерватории, мне кажется, что оркестры стали играть тише, чем раньше. Лет 10—20 назад. Хотя иные дирижеры заставляют ударников играть гораздо громче, чем предписано партитурой. Я даже подумал: может быть, у меня склероз в ушах — хуже слышат. А теперь я понял. Нас окружает такой шум и грохот — к тому же он усиливается динамиками,— что даже весь симфонический оркестр конкурировать с ними не в состоянии. Наверное, пора увеличивать число музыкантов или завести им динамики». После этого концерта отец к моей музыке стал относиться если не с удовольствием, то с большей терпимостью. Можно считать, что эта воспитательная мера была более удачной.

Не подумайте, что во всех вопросах в нашем семействе отношение к искусству определяется только возрастом. Иногда имеют значение и половые различия. Недавно мать предложила: «Давайте посмотрим сегодня вечером телевизор. Будут показывать прелестную комедию «Соломенная шляпка». Мы видели ее с отцом в театре Вахтангова, когда были молодыми».

Мы с Иркой запаслись семечками и изюмом и уселись перед экраном. Через десять минут ушла мама. Через полчаса — Ирка. Я высидел первую серию. Отец заснул на второй. Стали, как у нас это водится, обсуждать. Мать сразу сказала: «Пакость и пошлость». Ирка заявила, что даже ее любимые Ширвиндт и Миронов — скучные, и добавила: «А я знаю, почему вы с папой выдержали дольше всех. Там «Небесные ласточки» маршируют и ноги задирают...» Отец пытался возражать, но мама быстро его успокоила. Это она у нас умеет. Рассказала старинный анекдот. Вопрос: кто умнее — мужчины или женщины? Ответ: вы видели женщину, которая вышла бы замуж только потому, что у ее жениха красивые ноги! Папа только головой покачал: «При Ирке, мать!» Но Ирка не растерялась и к месту заметила, что у нее самой тоже красивые ноги. Это ее-то спички. Эх, женщины!

Меня терзают домашние дела. С самого раннего детства что-то неправильно сложилось в нашей семье. Отец в воскресенье никуда не ходит. Мастерит, чинит что-то. Сколько раз я его просил: «Дай помогу, па. Покажи, как это сделать1 Давай вместе поработаем». Ответ один: «Отстань! Не мешайся, не путайся под руками. Твое занятие — делать хорошо уроки!» Прошло немного времени. Теперь все переменилось. Хозяйственные поручения сыплются на мою голову, НО ЛИШЬ как наказание за мои грехи. Получил тройку — натри полы, опоздал домой — сходи в химчистку, порвал рубашку — почисть всей семье ботинки. Совсем по роману Достоевского «Преступление и наказание».

Когда я вырасту,, постараюсь ничего не делать. Устроюсь на такую работу, чтобы давать указания, распоряжаться, а работают пусть другие. Не подумайте, что это серьезно. Шучу. Самое смешное, что у наших родных — дяди и тети — дело обстоит как раз наоборот. Они с первых дней жизни приучили Виктора работать — на нем весь дом держится. Конечно, ему полегче, у него нет сестры. Но он ведь сознательный: «Отец и мать деньги зарабатывают, а на меня ложатся другие нагрузки». Покупки, химчистка, прачечная, он даже помогает матери гладить и пришивать пуговицы. А с дядей Васей они всю столярку и слесарку освоили. Но мне кажется, что они — не пример. Два физика в семье. Они точно посчитали, сколько минут на какое дело тратится, кому что положено. Так вот и живут — колхозом. Когда я к ним прихожу — всегда помогаю. У них весело и славно. Жаль, что в нашем доме не так. Однако и в этом случае я решил принять свои воспитательные меры. Пусть моя жизнь сложилась плохо. Отец лишил меня радости трудиться с ним вместе. У Ирки, хотя она и «отрицательная величина» — так я называю ее за разные антиобщественные поступки, — еще жизнь впереди. Портить эту жизнь я позволить не могу. Мать в отношении Ирки вела себя точно таким же образом, как отец вел себя со мной. «Иди, девочка, в комнату. Подрастешь, еще намучаешься. Поиграй, пока детство не кончилось». А детство у Ирки уже кончилось. По себе знаю. Детство — это когда ты свободен и не имеешь никаких обязанностей. Поступил в школу — конец свободе: каждый день уроки спрашивают, ставят отметки, дают задания на дом. Ну, не в этом дело. Пошел я к матери и серьезно с ней поговорил. К разговору я подготовился и на все возражения сумел ответить. Сразу скажу: победа была полной. Не думайте, что это было просто. Мать у меня добрая и, как ни странно, самокритичная женщина. Эта черта женщинам совершенно не свойственна. Поверьте моему опыту. Самокритичная женщина — это вроде Курской аномалии. Они лучше выпрыгнут в окно, чем признают свою ошибку. Вы полагаете, я мать на логику взял? Самая большая ошибка — думать, что женщину можно убедить логичным доводом. Они по своей конструкции лишены возможности понимать логичные рассуждения. Когда довод железно-логичный, они даже начинают плакать. И тогда ничего не поделаешь — приходится уступать или говорить ерунду, вроде: «Ты сегодня хорошо выглядишь», или: «Тебе очень идет этот сарафан!» Нет, логикой никакую женщину не возьмешь. С мамой я добился своего старым приемом, описанным в одной книжечке о том, как приобретать друзей или что-то в этом духе. Она ходила у нас по рукам в школе. Там имеется такой совет: «Старайся вопрос ставить так, чтобы собеседник был вынужден ответить на него утвердительно». Иначе говоря — «да». Но это путь логики. А следовательно, для женщины совершенно непригодный. Поэтому я построил вопросы так, чтобы мама давала на них отрицательный ответ. Начал я так: «Мама, кто тебя так хорошо научил готовить обед. Папа?!» Вы не поверите, как мать смеялась надо мной: «Какой же ты дурачок!» Оказывается, она помогала и матери и бабушке, когда была еще маленькой девчонкой. Чувствуете — маленькой! А Ирка у нас, хотя в четвертом классе,— дылда здоровая, даже грудь появилась. Дальше было легче. Вопрос ставился за вопросом. О шитье. О штопке. О стирке. О глажке. И о разной женской работе. А потом я вбил гвоздь. Даже два гвоздя. «Ты подумай, ма, пройдет лет шесть-восемь, выйдет она замуж и ничего не сумеет. Кому она такая нужна? Вчера перед сном она знаешь как плакала, что ты ее не учишь хозяйственным делам. Что же ей, к родственникам для этого ходить? Как я, несчастный человек, делаю. Скажи, разве это хорошо? Она же девочка. Ей хочется с тобой и поиграть и помочь тебе. Вот и играйте на кухне вместе!» Насчет Иркиного замужества — мне попало. А в остальном — лед тронулся. Ирка у нас — в порядке. Трудится с матерью вместе, и шушукаются они, как две подружки.

Большие неприятности были у меня с матерью. Расскажу о них самым подробным образом. Первый раз, когда я — это было еще в шестом классе — пришел домой: она тогда меня всегда целовала и почувствовала запах папиросного дыма. Она несколько раз ударила меня со всей силой по лицу. Долго плакала. Мне было ее жалко. Я обещал ей не курить. Теперь она уже привыкла. При отце я не курю. Он сам курит — понимает. Второй раз — это было года два назад,— Когда мы пришли после Танькиного дня рождения. Отмечали Днем, пока дома никого не было. Мать опять унюхала, что лили водку. Что здесь было!!! Конец света. Она сказала отцу. Он чуть не убил меня. Ничего, понятно, не изменилось. Когда мы собираемся компанией, то всегда скидываемся. Диски слушаем. Обсуждаем хоккей и другие дела. В доме у наших родственников к этому отношение другое. Они не курят. Не привыкли смолоду. Витька, тот всегда отнекивается. Его мальчишкой мать нарочно раза два отравила папироской, так он до сих пор не забыл. Вино у них в доме всегда имеется. Любые напитки. Но выдают они только смесь, коктейли — слабые растворы или сухое вино. «Удовольствие есть, а вреда меньше»,— заявляет тетя Маша. Когда мы идем к ним в гости, отец обязательно берет с собой бутылку водки или коньяка: «Заставят свою бурду пить — никакой радости». С отцом у нас беда. Он любит выпить.

На праздники выпьет три-четыре рюмки, глаза у него начинают смотреть в разные стороны. Он веселый, смеется. Не то что трезвый. А потом начинает дремать. Видеть это грустно. Пробовал с ним говорить. Без толку. Сердится. «Не путайся не в свое дело. За собой смотри!» — вот и весь разговор. Не знаю, хочет ли он бросить выпивку. Но, наверное, теперь уже и не может. Когда у меня терпение с отцовской выпивкой лопнуло, решил я провести два воспитательных мероприятия. Одно — ранее неудавшееся. Другое — совершенно новое. Мне казалось, что вопрос такой серьезный, что нужно поставить отца между наковальней и молотом. Первое мероприятие — сочинил я письмо от имени нашего завуча. Почему завуча? Отец как-то давно ее видел и сказал мне между прочим, что она — женщина его типа. Я сразу решил уточнить, что значит «его типа»? Оказалось — брюнетка, волевая и серьезная. В общем полная противоположность маме. Она у нас блондинка, мягкая и веселая. Я даже подумал, неужели так во всех семьях бывает, что люди женятся на женщинах не своего типа.

В письме кратко, по-деловому, написал, что сын пришел к ней посоветоваться. Что дома отец теряет здоровье. Что он и сам, чего доброго, начнет пить, хотя еще и не начал. И в таком духе.

Второе мероприятие — семейный совет. Заранее я обсудил сценарий этого совета с мамой и Иркой. Она хотя и балда, но поняла свою задачу сразу. Когда я ей подмигнул, она так заревела, что отец перепугался и побежал за валерьянкой. Разговор был у нас длинный. Отец нам все наобещал, но толку никакого не получилось — недельку он продержался. Наверное, до той поры, пока его или инфаркт или удар не хватит, он ни пить, ни курить не бросит. Неужели и я таким стану, как он? Нет. Постараюсь держаться в рамках...

Самый трудный разговор теперь. Был у меня такой случай. Собрались мы с ребятами на день рождения у одного нашего друга. Родители его ушли, чтобы не мешать нам повеселиться. Ничего особенного не было. Наверное, нужно мне ненадолго отвлечься. Время мы проводим скучно. В разных домах, с разной кодлой, то есть компанией. Иногда бывают любопытные парни, девчонки. Но это — случайно. Вот дома у «нищих» — дяди и тети — всегда хорошо. Как будто нарочно заготавливается или спорная тема, или вспоминается последний кинофильм. И оказывается, он вовсе не такой, каким его себе представляли. Приведу один пример. Получилось так, что все мы лишь недавно посмотрели ленту под названием «Механическое пианино». Тетя Маша затеяла спор: что в картине хорошего и что плохого. Ну, нам пальца в рот не клади. Моя Танька — дочка кинокритика. Она про кино все знает. Говорили о международном уровне режиссуры, актерской игры. Даже сам режиссер замечательно играл беспутного врача. А операторская работа — чудо! На экране — три плана. И везде играют актеры. Чехов получился современный. Тетка стала ставить один вопрос за другим: задача фильма? Кому он адресован? Правильно ли раскрыт Чехов? Почему он современно звучит? От них уходишь всегда с информацией для размышления. Может, от того, что у дяди и тети такие молодые души. Да не только души: горные лыжи, байдарка, рюкзаки у них — не для красоты.

Вернусь к своей истории. На этой вечеринке я увидел на столе зажигалку «Ронсон». О ней я давно мечтал. Когда мы собрались уходить, она оставалась на столе. И я ее незаметно положил в карман. Вначале я подумал, что кто-то из наших забыл. Да нет. Говоря откровенно, я знал, что ни у кого у наших такой зажигалки нет. Просто давно мне такую хотелось иметь. В этот дом мы все равно не собирались. В общем, украл я ее. Плохо еще то, что я совсем не умею врать. Придумать, наплести я могу. А врать — не умею. Когда мать меня спросила, откуда у меня зажигалка, я начал нести такую чепуху, что она сразу побледнела, села на стул — у нее плохое сердце — и спросила: «Неужели ты украл? Ты понимаешь, что ты наделал?!» Такое дело со мной приключилось первый раз. Мы с мамой были одни. Она плакала. Потом рассказала мне, что с ней была страшная история. Они познакомились с отцом, оказывается, в суде. Он только вернулся с фронта. Зачем-то его вызвали в суд. Там слушали дело его будущей жены, по которому она обвинялась в хищении. Это была неправда. Но ничего нельзя было поделать. Даже судья, который знал, что это неправда, не мог ей помочь. Ей присудили выплачивать деньги. Отец это видел и слышал. Отдал ей свои деньги, которые ему причитались как демобилизованному офицеру. Они поженились. Помню, я тогда спросил мать: «А как же любовь?» — «Любовь пришла ко мне позже,— ответила мама,— а к отцу — не знаю. Его сразу не поймешь. Такой он у нас с тобой человек».

Больше я никогда не воровал. Сейчас не пойму, как это могло получиться. Наверное, скучно было. Хотелось тайного. Секретного. Опасного. И... выпили.

Через некоторое время я рассказал об этом дяде Васе. Он задумался и высказал интересную мысль. «То, что с тобой случилось, это не страшно. Ты переживаешь. Понимаешь, что это скверно. Но этого мало. Постарайся понять главное. Существуют вещи, которые человек не должен делать никогда, ни под каким предлогом: читать чужие письма, молчать, когда товарищ в беде или — если он видит несправедливость. Сейчас есть люди, которые воруют и не считают это воровством. Один взял на работе карандаш и бумагу. Пустяк! Другая принесла домой с работы вату, марлю, лекарства. Сколько она получает? Быть у воды и не напиться! Грешно! Душа человека при этом портится. Он становится другим. И навсегда».— «А почему людям снятся сны, будто они нашли кошелек. Или увидели, как бумажник выпал из кармана человека, а в нем — куча денег. Мне тоже такой снился, когда я был маленький?!» — «Потому он и снился, что ты был маленький. Теперь ведь не снится?! Многие вещи у человека проходят, как корь — детская болезнь. Иногда они оставляют следы на всю жизнь, как оспа. Весь человек в пятнах. А от некоторых болезней человек погибает. Ты понимаешь меня? Не умирает, но погибает как личность. Трудно бывает ему потом. Как чуть не вышло с твоей мамой, она тебе ведь рассказала?» ...Мелькнула у меня мысль, что, конечно, воспитывать родителей нужно. Но как это сделать, если нас еще не было на свете, когда они были большие? Взрослым людям труднее: им приходится не воспитываться, а перевоспитываться.

Пришло время написать о кажущемся пустяке, который доставляет и мне и Ирке много огорчений. Когда мы говорили с ребятами в школе, то оказывается, что этот пустяк — больное место во многих семействах. Пустяк — это тон, который делает всю музыку. К нашей матери это не относится. Но с отцом — беда. Когда он обращается с просьбой или делает замечание, то он всегда нас обижает. Пора бы привыкнуть, а невозможно. Дело совсем не в словах. Он иногда говорит «пожалуйста» или «спасибо». Но в его тоне всегда присутствуют интонации приказа, какие-то визгливые нотки. Не знаю, как их назвать. Наша учительница по литературе сказала бы «сверхэмоциональность, страстность» или что-нибудь в этом духе. Кстати, мы с Евгенией Михайловной — так ее зовут — любим друг друга. Любим — в смысле очень уважаем. У меня по литературе всегда пятерка. Правда, я иногда делаю ошибки. Но немного. А Евгеша, мне кажется, пользуется своим предметом, чтобы развернуть перед нами все стороны нашей жизни. Она культурная женщина и считает, что литература не есть цель, а это лишь средство влияния на души. Именно Евгения Михайловна дала мне воспитательный совет, к которому я прибег. В очередной раз — а это было, когда в доме было полно гостей в день рождения отца — он наорал на меня, и я ушел на улицу. Был конфликт. Я рассказал о нем Евгении Михайловне. Она сказала: «Попроси Таню с папой поговорить...» Евгеша давно знает отца и очень его уважает. Когда я сказал об этом Тане, она сразу согласилась. Таня нравится отцу. Когда она приходит, он норовит обнять ее за талию и не скрывает удовольствия от ее присутствия. «Танюша пришла!» — громко на весь дом кричит он. А нас всего-то трое: мать, Ирка и я. И стоим мы в прихожей.

Таня сидела у нас целый вечер. Потом отец позвал мать, и она принимала участие в разговоре. Меня не приглашали. Таня рассказала мне об этом кратко. «Отец твой замечательный человек. Умный. Порядочный. Знаешь, сколько ему пришлось перенести. Дома у них в семье всегда орали. В армии командиру тоже не шепотом приходилось разговаривать. Да и на работе руководить нелегко. Народ у нас какой? Скажешь раз, скажешь два — ни с места. А обругаешь — сразу забегают. Привык он. Знаешь, что я ему под конец сказала? «Представьте себе, если бы я вышла замуж за Андрея и вы хоть один раз так со мной заговорили, как на вашем дне рождения с ним, я бы ушла немедленно...» — «Но ты же не собираешься за меня?»,— спросил я. «Вот поэтому так и сказала»,— ответила задумчиво Таня.

Этот разговор не прошел бесследно. Во всяком случае, если отец говорит громко или резко, мать смотрит на него, и он замолкает. А вчера, когда отец уж очень разошелся, мать добавила: «А внуки?» Отец насупился и ушел в свою комнату.

Мне очень хочется подробно рассказать вам о своих родителях. Об их трудной жизни. Как их поведение, отношение к нам с Иркой не совпадают с тем, что у них внутри — прекрасного и благородного. Как они преданы своему делу, не требуя ничего взамен. Про их отношение к людям — доброту и готовность прийти на помощь в трудную минуту. Но для каждого из нас наши родители — это источник поисков и неожиданных находок. И мой пример для вас не является важным. Попробуйте сами разобраться в своих предках и понять, что в них существует со знаком плюс. А что — со знаком минус. Только не ошибитесь. Я не предлагаю вам игру. Именно таким образом сохраняется связь времен. И поколений. Личная связь...

В нашей семье долгие годы неправильно решался один важный вопрос. Взрослые, собираясь, часто говорят о том, что требует улучшения или изменения. Когда начинались такие разговоры у нас, отец, как правило, прогонял меня: «Нечего тебе слушать серьезные беседы. Все равно не поймешь». Матери он как-то сказал — я слышал сам: «Мы, взрослые, решаем свои проблемы, а он поймет неправильно. Станет критиканом, неверующим». Мать с ним долго спорила, но убедить его не смогла. Сейчас, когда я подрос, многое изменилось, но в том, что отец ошибался, у меня нет сомнений. От кого же мне научиться отношению к окружающим меня явлениям, как не от родителей? В мире существует много вопросов, которые интересуют и взрослых и молодежь. Кстати, когда отец говорил мне: «Не твоего ума дело!», то вопросы, которые проговаривали родители, мы с ребятами давно уже обсудили. Перед нами возникали все новые и новые проблемы. Где и с кем их решать? С отцом Славки Тимохина? Так в этом доме один разговор: «Он достал. Я купил. Он продал». Вы думаете, к Тимохину не прилипает? Там целая компания из нашей группы. Шесть человек. Немалый процент, как выразился бы дядя Вася. Всегда жвачку жуют. Не подумайте только, что отец со своими друзьями обсуждают что-нибудь сверхъестественное — сообщение о летающих тарелках, космических пришельцах или о чудовище в английском озере. «Эти разговоры для бездельников»,— утверждает мой предок. Ему хочется, чтобы в нашей стране было еще лучше. Но не когда-нибудь, в будущем, а как можно скорее. Его волнует то же, что и нас. О том, как трудно оказывается уволить бездельника. Как у маминой подружки Зины больницу строили на спирту: за каждый пустяк с них слесари, электрики, столяры и маляры спирт требовали. Хорошо, что у меня есть тетка и дядя. Иду к ним. Они во всем разбираются, и на все у них имеется деловой ответ. Тебя выслушают. Согласятся, если неправы. И мысли у них бывают любопытные. Вот, например, по мнению тети Маши, многое можно было бы сделать с помощью моды. Если, например, всем миром объявить курение немодным, то, наверняка, многие бросят курить, а многие и не начнут. Но для этого нужны не только статьи в «Здоровье» или «Литературке», а нужно, чтобы наши деятели искусств показывали некурящих героев. И сигареты продавали не в таких нарядных коробках, как теперь. Но у деятелей искусств главное — правда жизни и творческая свобода. Тетя Маша интересно развивала мысль о том, как результативно может оказаться хорошо организованное движение «за» или «против» чего-то с помощью моды, которая перерастает в определенные традиции.

Вообще с физиками говорить интересно.

Сегодня в нашем доме многое изменилось. Отец начал чаще беседовать со мной. Я стал старше. Он узнает от меня новостей больше, чем я от него. Но с повестки дня вопрос полностью не снят. Недавно начали мы спорить, отец и заявил: «Пусть Ирина уйдет!» Но Иринка — молодец. Выдала отцу такую информацию, что он понял всю силу акселерации. Правда, речь шла не о политике, а о любви. Неважно. Написал я об этом не потому, что мне удалось перевоспитать отца. Нет. Он пришел к этому сам. Но, мне кажется, поздно. Он ведь умный человек. Сколько я от него хорошего мог бы поднабраться, вместо того чтобы бегать на сторону. Другие отцы должны вместе с ребятами обсуждать все вопросы, которые их волнуют. Тогда они будут иметь в лице ребят своих друзей, единомышленников. А не представителей другого поколения. Конечно, это возможно при одном условии, что этот отец любит родину и что он порядочный человек. Но ведь таких преобладающее большинство. Правда?!

Не подумайте только, что в семье наших родственников жизнь протекает гладко и безоблачно. И у них большие трудности с Виктором. О них стоит рассказать потому, что дядя Вася даже советовался со мной, как «человеком разумным». Он так и сказал.

Первое, Витька не хочет быть физиком. А родители мечтают. Он способный. У него все пути открыты. Потомственный физик. Вроде потомственного шахтера или сталевара: почетно. Но наш Виктор любит муравьев. Он про них знает абсолютно все. Он считает, что люди недостаточно изучили их муравьиную жизнь. Только он один может изучить. Мне кажется, что Витя ошибается. На муравьев охотников и так много. Пусть с ними заграничные ученые возятся. Когда они найдут что-либо интересное, можно будет про них в «Науке и жизни» написать. У Виктора имеется и второй довод. «Мой отец — серьезный физик. Мне до него достать нелегко. Всегда нас будут сравнивать: отец и сын — кто сильнее?! Родители готовы проторить мне дорогу. Стану ли я от этого сильнее, умнее, порядочнее или — наоборот?..» Мне не очень понятно, что у Виктора преобладает — соображения второго порядка или любовь к муравьям. Но его не собьешь. А тетя и дядя расстраиваются.

Второе огорчение у них посерьезнее. Виктор не занимается никакой общественной работой. Вы думаете, он антиобщественный элемент? Ничего подобного! Любое задание выполнит аккуратно, в срок. Но без души. А от любой организационной работы бежит, как от привидения. На их семейном совете, на который меня пригласили, он объяснял, что общественная работа будет мешать ему заниматься наукой. Надо сказать, что мы выдали ему здорово. Дядя Вася спросил: «Если все порядочные люди будут отлынивать от организационной работы, то кто же будет ею заниматься?!»

А третий вопрос с ним самый сложный. Оказывается, он решил жениться. На Ирке... Твердо и навсегда. По мнению его, Ирка — это личность. Она необыкновенно интеллектуальна и умна. Быстро все схватывает. Высоких нравственных устоев. Его не смущает, что они родственники. Опасно это при повторных браках. Процент генетически опасных осложнений невелик (вот что значит сын физиков — уже подсчитал). Когда он нам выдал эту информацию, я думал, тетка с дядей умрут. У тети Маши на лице появилась кривая улыбка, а дядя Вася долго сморкался, хотя у него никакого насморка не было. Меня такой оборот развеселил. Дылда

Ирка и вдруг — жена Виктора! Но, не скрою, Ирку я сразу зауважал. В одиннадцать лет — и оказывается уже личность. При случае она у меня за это получит лишних лещей. Рано ей еще в личности ходить.

Вот как было дело в благополучной семье наших родных. В тихом омуте...

Перехожу к важнейшей для меня проблеме. О любви, которую у нас в школе для краткости именуют вопросами секса. Хотя это само собой далеко не одинаковые понятия. С чего начать? С Таней мы дружим уже около трех лет. И не стало мне покоя. Мать объединилась с Ириной и не дают мне нормально жить. «Не мог найти себе получше? Захудалый очкарик, а не девушка! Ты парень замечательный, видный, симпатичный. Она тебе не пара». Вы понимаете, что их высказывания не имеют ничего общего с истиной. Кроме очков Татьяны. Но ведь и мне прописаны очки. Только я их не ношу потому, что некрасиво. На расстоянии я плохо различаю лица и даже иногда не здороваюсь со знакомыми. «Зазнался! Не узнаешь!» — говорят мне. Но, честное слово, я просто не вижу. Татьяну я знаю давно и люблю. О том, в каких мы с ней отношениях, вы никогда не узнаете. Если я скажу, что мы просто дружим,— не поверите. У нас так просто мало теперь кто дружит. А мы почти не расстаемся. А говорить про это кому бы то ни было, если ты не женат,— для человека позорно. Если он себя считает мужчиной...

Отец еще два года назад мне сказал: «Будь чист с девочками. Нельзя портить им жизнь. Дело не в том, что заразишься дурной болезнью или сделаешь без толку ребеночка. Душу запачкаешь. И навсегда». На этом наши разговоры с отцом закончились, пока я не попросил его помощи. Но это было позднее. Чтобы самому разобраться в этом вопросе, я дотошно расспросил отца и дядю Васю, как у них получилось с женитьбой? Оказывается, по существу очень сходно, хотя произошло и по-разному. Когда отец увидел маму в суде, то его пронзило, словно молнией. Он сразу полюбил ее и думал только об одном: лишь бы не потерять. Не пропустить. И сразу, как только она согласилась, привел ее в загс. Дядя Вася с Машей увиделись впервые в институте, в первый день поступления. Они посмотрели друг на друга в глаза. И — через полтора месяца стали близкими. «И сразу пошли в загс?» — спросил я дядю Васю. «Нет,— не сразу,— ответил он.— Через четыре года, девять месяцев, одиннадцать дней».— «Значит, вы не любили друг друга?» — «Наоборот. Любили. Даже очень».— «Чего же вы не расписывались?» — «В наше время к загсу отношение было иное, чем сегодня».— «А какое сегодня?» — «Быстро расписаться. Быстро разочароваться. Быстро развестись. Потом опять расписаться. Опять развестись. Понятно, каждый раз свадьба в ресторане. От 50 до 100 приглашенных. Золотые кольца. Марш Мендельсона. Фотографии. И все это — за счет родителей!..» В общем, я понял, что в основе семейств наших стариков в прошлом было главное — сильная любовь. Потом жизнь текла не так гладко. Отец иногда заставлял мать плакать — был резок и груб. Но в последнее время я, как уже рассказал вам, взял этот воспитательный вопрос в свои руки. Да и отец стал после нашей беседы помягче.

В установлении причины плохого отношения матери и Ирки к Татьяне мне помогла тетя Маша. «Твоя беда самая простая,— сказала она, когда я изложил свои страдания,— твои женщины тебя просто ревнуют. Ты ведь для них не просто сын и брат. А еще и мужчина. И с этим ничего не поделаешь: так было, есть и будет. Ты думаешь, я правильно отношусь к будущей женитьбе Виктора? Черта с два! Даже представить противно. Хорошо, что он любит Ирку. По крайней мере, отсрочка лет на десять. Или на восемь».

Конечно, его ревность я понял, но легче от этого никому не стало. Приносил я домой кучу книг по сексуальному воспитанию. Выпуски для родителей издательства «Знание» и «Педагогика». У меня сложилось впечатление: дела оборачиваются по-чудному, когда виновный читает литературу. Наверное, именно так происходит с бюрократами, жуликами и другими отрицательными типами, которых критикуют в «Крокодиле». Они, наверное, весело смеются и считают, что это написано про кого-нибудь другого, а к ним никакого отношения не имеет. Точно так же реагирует мать на мои первоисточники. В нашем семействе могла произойти настоящая трагедия. После одной из тягостных сцен, когда Ирка орала, как резаная, а мать ей потакала и я почти решил уйти из дома, меня осенил мой гений. Обычно он у меня дремлет и просыпается довольно редко. Но тут он пробудился и вовремя шепнул мне: «Поговори с отцом». Так я и сделал. И брат на брата пошел войной. Я хотел сказать — предки пошли на предков. Разговор у отца с матерью был недолгий, но серьезный. Она вышла от него с мокрыми глазами. Несмотря на это, они с Иркой стали относиться к нам с Таней по-человечески. Звать на разные семейные мероприятия. А Ирка после того, как мы с Татьяной на день рождения купили модерную заколку, обняла меня, поцеловала и на ухо сказала: «Спасибо тебе, женишок ты наш». Понятно, я ей тут же дал по затылку. Но не сильно.

Вот какой неожиданный счастливый конец имела сексуальная история. И то — только благодаря правильной моей тактике воспитания родителей.

Думаете, что я так прост? Прочитанное вами я дал на просмотр всему нашему семейному колхозу. После чего мы организовали обсуждение. Прилагаю краткие выписки из протокола, который я вел. Интересно?!

Отец: Прав Андрей, что молодежь должна стать лучше нас, родителей. Нужно им побольше двигаться и поменьше есть, чем мы. Не подражать нашим недостаткам. Жить им предстоит подольше, чем нам, а значит, придется им найти в себе мужество не вставать на пути у своей смены и вовремя уйти на заслуженный отдых. Наверное, нужно стать точнее, пунктуальнее и получше нас считать не только время, но и деньги. Хотя это они уже умеют...

Мама: А меня беспокоят ребята. Они стараются сделать как можно больше ошибок сами, не советуясь с нами, родителями. Особенно Андрей — кажется, перепробовал уже все возможное, кроме наркотиков. Хорошо, что их нельзя достать. Резкие вы какие-то, хваткие. Мы не такими были.

Дядя Вася: Вот и хорошо, что хваткие. Быстро думают принимают решения, деловиты, всем интересуются. Поставьте перед ними трудную задачу — вцепятся в нее и не выпустят. Они по своей природе коллективисты, но не для птички, а по делу.

Тетя Маша: Это я уже слышала много раз. Но среди них попадаются такие, которые быстро заимствуют странные формулы, вроде «я тебе — ты мне», «работать — лишь бы заработать». Торопятся иногда знания подменить званиями, а деловитость — делячеством. А вы не видели таких, которые судорожно стремятся к комфортабельной зарубежной жизни и сертификатному раю любой ценой. Невсамделишное, мелкое иногда распространяется с быстротой вирусного гриппа. Вася скажет, что у меня плохой характер. А вы видели жен с хорошим характером?!

Таня: Зачем нам быть лучше наших родителей? Что мы о них знаем? Стоит копнуть поглубже, и оказывается, что, несмотря на беды, трудности и несчастья, они молодцы! Для них работа была и есть радость. Они счастливые люди, трудившиеся долгие годы для того, чтобы нам было лучше. Они старше нас по возрасту, а у многих из них столько энергии, задора, молодости. До всего им дело... Нам бы оставаться такими, когда нам будет по стольку лет. Нет, не знаю насчет «лучше», но быть такими же или хотя бы не хуже их — вот задача.

Виктор: Скажу по делу. У человека должен быть план. Основное — сочетание главных задач. Цель жизни: трудиться с пользой и интересом. Искать новое. Дома — крепкий тыл. В душе я — общественник побольше некоторых других. Но не люблю, когда говорят о том, что всем известно. Зачем? Кого обманываем? Стыдно это. Время еще покажет, у кого какое общественное лицо. Насчет воспитания взрослых — Андрей затеял трудное дело. У нас, молодежи, нет главных орудий воспитания: наказания и поощрения. А разговоры — они и есть тот «разговорный жанр», о котором великий А. И. Крылов писал: «А Васька слушает да ест...» Мне кажется, взрослые немного подражают страусам: когда все в порядке — они ходят гордо. А когда плохо — прячут голову под крыло: это не про нас. Может, я и ошибаюсь...

Ирка: Мне понравилось, что написал Андрей. Стиль не везде выдержан. Я считаю, что прежде, чем воспитывать людей, нужно за собой посмотреть. Нехорошо над всем иронизировать, даже над муравьями. И к сестре так относиться. Дразнить, придираться. Много написал про любовь. Если она тебя волнует, так и держи это при себе. Насчет родителей я не сомневаюсь, что им тоже нелегко. Мы должны им помогать в одном: вспомнить, какими они были маленькими. И что тогда обижало, что огорчало и чего не хватало. Правда, мамочка?!

А теперь ведь ты вспомнила? Вот и хорошо...

МОЯ ОТЕЦ...

Дорогой отец! Ты, наверное, заметил, что когда мы с тобой позавчера разговаривали, я делал пометки в своем блокноте. Мне трудно было тебе ответить или спорить с тобой. Я задавал вопросы. Ты на них охотно и, мне кажется, как всегда предельно откровенно отвечал. Очень ты мне не понравился. Мы давно не виделись. Мне кажется, что ты очень сдал. Нет! Не физически — ты в отличной форме. Не интеллектуально — ты мыслишь еще яснее, острее. Не нравственно — ты остался таким же, как был — убежденно чистым.

Ты сдал, если можно так выразиться, относительно своего поведения на своем месте в своем возрасте. Ты понимаешь, о чем я говорю? Время изменяется, а ты — нет. Оглянись вокруг, отступи от себя самого на шаг (так ты говаривал мне много лет назад) и погляди на себя: ты себя сжигаешь, но без того высокого коэффициента полезного действия, как это было раньше.

Поэтому я взял на себя смелость написать тебе «советы». Наподобие того, как это делал ты, адресуя мне свои замечательные письма, когда я был мальчишкой и студентом. Кстати, я их иногда перечитываю и вижу, что в свое время я усваивал лишь часть из того, что ты мне тогда внушал. Остальное я допонимал при каждом последующем прочтении. Наверное, для восприятия любых нравственных или воспитательных идей человек должен быть к ним подготовлен. В противном случае они просто не доходят до него, как глухому не слышны звуки... Но поскольку ты старше меня, то я уверен, что тебе будет ясно все без исключения. И то, что я не написал. И то, что написано между строк. Только, прошу тебя, если я ошибусь — не обижайся и не говори: «Это не про меня!» Просто так показалось мне из твоих слов. Я чего-то недопонял. С кем этого не бывает?!

Поэтому я назвал свое письмо так: Мой отец — какой он? Что ему нужно делать?

1. По твоей теории, люди рождаются, живут и умирают в одном и том же, присущем им возрасте. Давно в одном из разговоров мы с тобой определили: тебе 20 лет, а мне 30! Согласен. Тебе и сегодня двадцать. Но — пусть это будет внутри Чувствуй на свои двадцать. Но реагируй иначе, хотя бы на 30 или сорок. Иначе — сгоришь...

2. Тобой постоянно владеет ощущение: скорее! Опаздываю! Не успею! Относись к этому иначе. Вот и хорошо, что не успеваю сейчас. Потом будет лучше, надежнее. Не губи своего сердца. Ты сам говорил мне, что сердце не терпит только двух вещей: спешки и огорчений.

3. Ты постоянно огорчаешься, раздражаешься и даже страдаешь из-за мелочей. Но все они у тебя носят «принципиальный» характер. Прошу тебя, не унижай себя плохим настроением по нестоящим поводам

4. Ты очень много работаешь, любишь и умеешь работать. Ценишь каждую минуту. А поэтому требуешь от всех подражания себе. И, главное, предельной точности. А ведь твоя затея по своему подходу безнадежна. Большинство окружающих тебя сотрудников не могут или не хотят работать в твоем темпе и ритме. Ты загнал себя и хочешь загнать их. Не выйдет! Точнее: себя — да. А их — нет! О точности не спорю. Она нужна. Но не доводи ее до абсурда. В одних случаях она необходима, когда с точностью связана работа всего коллектива. Но в отдельных, непринципиальных случаях людям нужно прощать...

5. Ты очень нетерпелив. Нужно сейчас же. Немедленно. Так не бывает. Можно создать ритм напряженный, при котором, как ты любишь повторять: «Время должно работать на нас». Но многое не только в научной работе, но и в человеческих отношениях, в сознании людей — должно созреть, «дойти до ума», осознаться, перевариться, проговориться или даже проспориться. Ты сам мыслишь быстро, гибко, опережаешь время и события. И хочешь, чтобы все были на твой манер. Так не бывает. И с этим приходится считаться.

6. Тебе когда-то полюбилась формула: «Я отвечаю за все». Вероятнее всего, ты такой и есть. Как многие люди твоего поколения. Отсюда — страстность, эмоциональность в отношении к делам. Однако отношение — одно. А проявление этого отношения — совсем другое. Попробуй поставить себя на место людей, с которыми ты общаешься. Чем кто-то с тобой ведет себя более страстно и темпераментно, тем сам ты становишься внутренне холоднее и даже равнодушнее. Люди на многое реагируют не «впрямую», а наоборот. Поэтому будь и внутренне и внешне спокойнее. Это гораздо рентабельнее. И результат будет лучше. Сбережешь силы и энергию. Большинство людей видит такие примеры, которые хочет видеть. Или старается видеть. Или может видеть. Иллюстрация? Пожалуйста! Ты можешь двадцать лет являться на работу на час раньше. А твой любимый Лев Пашукин все равно будет приходить на пять минут позже! Правда?!

7. Будучи научным работником, ты стараешься каждую мысль, каждое рассуждение довести до логического завершения. До конца. Ошибка! В человеческих отношениях. В некоторых исследовательских построениях гораздо выгоднее недоговоренность, неточность, неконкретность. Люди должны иметь «свободное пространство». Вспомни пьесу Б. Пристли «Опасный поворот». Очень важно в жизни вовремя остановиться и выждать.

8. Прости меня, но ты элементарно нетерпим. К собственным недостаткам и просчетам — ну, это твое личное дело. Но — и к другим. Это беда. Большинство людей терпимы. В хорошем смысле этого слова. Но нельзя же, как ты это делаешь: «каждое лыко — в строку». Боишься быть слишком добрым? Развалится дело? Пострадает дисциплина? Не обратишь внимания на мелочь — выиграешь в большом деле.

9. Посмотри на себя со стороны. Сам ты для своего начальства подарок? Или для подчиненных? Каким ты выглядишь в их глазах? Добрый? Внимательный? Заботливый? Другими словами, попробуй свяжи воедино свое отношение к нижестоящим и вышестоящим. И прикинь, в какой мере ты хотел бы, чтобы твое начальство относилось к тебе, как ты относишься к своим подчиненным. И хотел бы ты, чтобы твои подчиненные относились к тебе, как ты относишься к своему начальству?! Ну? Как?.. Вот то-то! Мой маленький опыт показывает, что начальство нужно уважать, понимать и немного жалеть. И исполнять его требования. По возможности — максимально.

10. Ты хочешь, чтобы помощники были твоей копией. Это невозможно! У каждого из них имеются индивидуальные черты. Найди их. Пойми их. Дай задания, соответственно способностям. В тот день, когда ты начнешь принимать всех людей такими, какие они есть, а не такими, какие они должны быть на твой взгляд — жизнь для тебя станет намного легче. И тем более для окружающих.

11. Ты от природы очень добрый человек. А выглядишь злым. Тебе приходится играть роль злого, чтобы люди слушались тебя. Тебе нужно было стать художником. Сам рисуешь. Сам стираешь» Никто не спорит.

12. Скажи честно: правильно ли то, что ты никогда не отдыхаешь? Ты переключаешься с одного вида работы на другой. А расслабиться и наслаждаться ты не хочешь. Не умеешь. Не знаю, о чем ты думаешь, когда бываешь в театре, на концерте, в картинной галерее или на природе. Ты наслаждаешься обществом людей, общением с ними. Ты ищешь напряженной интеллектуальной беседы. Но это — не отдых.' Довольно. Пришло время расслабиться. Найти приятное занятие. Для мышц, для костей. Суставов. Дай покой своим мозгам.

13. Мне кажется, что самая крупная ошибка, которую ты допускаешь, проистекает от одного твоего свойства. Ты все время чему-нибудь у кого-нибудь учишься. И думаешь, что все люди должны быть такие. И считаешь своим долгом все время всех окружающих воспитывать и обучать. Я знаю, что делаешь ты это искренне, настойчиво, истово.

Но у меня давно сложилось совершенно противоположное

и, возможно, не очень правильное мнение: нужно пробудить в людях острое желание, стремление, потребность к самообучению или самовоспитанию. Как это сделать? Не знаю. Противодействием. Скепсисом. Иронией. Насмешкой. Сделать труднодоступным. Наверное, это не относится к детям. Их нужно обучать независимо от желания. Но тоже без насилия. Пусть в них родится потребность. Игрой, соревнованием. Брать их на «слабо». Будить честолюбие. Самолюбие. Пусть дерзают малыши. Ведь нас с сестрой кое в чем ты именно так «взял».

А взрослых нужно завоевывать как неприступные крепости: изнутри. Наверное, и тебе — себя лучше всего оценивать не по внешним приметам, по отношениям с окружающими. Загляни в себя поглубже. Там много добра. Береги его, пожалуйста. Оно пригодится и твоим сотрудникам. И домашним. И мне — твоему почтительному, любящему и стареющему сыну.